Конец 60-х.
Москва. Аэропорт.
Даже фильм есть про этого пса. "На привязи у взлетной полосы" называется.
Любительский форум животных |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Любительский форум животных » Флудим от души » Стихи
Конец 60-х.
Москва. Аэропорт.
Даже фильм есть про этого пса. "На привязи у взлетной полосы" называется.
А, теперь я поняла, что Хатико - это аналог нашего фильма)
Нет, Хатико снят по истории произошедшей в Японии. Там собака родилась в ноябре 1923 года, а в 1925 у хозина случился сердечный приступ. Хати каждый день приходил к станции и терпеливо, до позднего вечера ожидал запропавшего хозяина…
В в фильме "На привязи у взлетной полосы хозяин не оформив ветеринарную справку, хозяин оставляет собаку у трапа улетающего самолета. Брошенный пёс остаётся верным своему хозяину. Теперь он с надеждой встречает каждый самолет… Во время очередного прилёта ТУ-134, собака прибегает встречать своего хозяина. Её, по иронии судьбы, встречает стюардесса, когда-то не разрешившая взять животное на борт без справки. Стюардесса чувствует за собой вину и пытается помочь собаке
Фильм "история хатико" был снят ещё в 1987 году. http://www.kinopoisk.ru/level/1/film/38145/
а "На привязи у взлётной полосы" в 1988.
Ааа! Спасибо!
Но, суть одна - о верности собаки)))
Стишок с просторов интернета:
Мысли одной овчарки
Умом хозяин повредился давненько, как я погляжу.
- Сидеть!
– Уж лучше б ты напился!
- Сидеть, сказал!
– Уже сижу.
Ему бы петь в церковном хоре: лицо, как царская печать.
Могу на «Педигри» поспорить – сейчас опять начнёт кричать.
- Лежать!
– А я что говорила?!
- Лежать, сказал!
– Лежу, лежу.
СтоИт довольный, чешет рыло. Вот так пять лет уже служу.
И каждый день одно и то же: лежать-сидеть, сидеть-лежать.
Сам ничего уже не может, ну, разве только наорать.
- Апорт!
– Какой он, право, жалкий.
- Апорт, сказал!
– Трясуся! Ах!
Бежал бы сам за грязной палкой, и нёс её потом в зубах!
Что толку в дрессировке этой?! Ну, угостил из-за стола однажды отбивной котлетой.
Так я и восемь съесть могла!
Представиться забыла – Лада. Мне все команды по плечу.
- Барьер!
– Ну, нет, оно мне надо?!
- Барьер, сказал!
– Уже лечу.
- Ко мне!
– Ага. К кому ещё-то?!
- Ко мне, сказал!
– Иду, не ной.
- Ко мне!
– Видали идиота?! Посмел бы дома так с женой!
…А вот и гости. Хулиганы! Сейчас разденут от и до.
И где же наша сталь нагана? Где чёрный пояс по дзю-до?!
Один живот отвис, и только? Смотри-ка, просят закурить.
Поник и сжался друг мой Толька. Оно понятно – нечем крыть.
Темнеет…
- Фас!
– А я не буду.
- "Ату", сказал!
– А я глуха.
Как настроение, Иуда? Боишься, брат, за потроха?!
Ты только глянь! Присел хозяин, затем прилёг, потом вскочил:
не виноват, мол, неприкаян! И снова в «дыню» получил!
Опять вскочил! Рванул к барьеру, и даже досок не задел, перемахнув.
Прыгуч, холера! Ведь смог же, если захотел!
Ну, ладно, в сторону все шутки.
Гав-гав! Ещё разок: гав-гав! Исчезли все за полминутки.
Кто позубастей, тот и прав!
Один лишь мною не облаян. Молчит. Куда девалась стать
… Ну, что, домой пойдём, хозяин? Пора штаны тебе менять.
- Апорт!
– Какой он, право, жалкий.
- Апорт, сказал!
– Трясуся! Ах!
Бежал бы сам за грязной палкой, и нёс её потом в зубах!
Это точно про Хонду!!!
Не бейте брошенных собак
Не бейте брошенных собак.
Их много, где кусты, заборы...
Им тяжело забраться в бак,
Чтоб перерыть очистков горы.
Не бейте брошенных собак..
И вечный голод, вечный страх
Стоит в глазах собак упреком.
Заледенел. замерз в глазах,
Замерз в глазах... Так одиноко...
Когда пес раньше был щенком
И бегал, и плескался в лужах.
Все беды были нипочем -
Он просто был кому то нужен.
Подросши, двор свой охранял
И за кусок не продавался.
За честь хозяина стоял.
Но стар стал - и ни с чем остался.
И выдворен был со двора:
Там подошли клыки острее...
Пришла бродячая пора.
Бродягу пса кто пожалеет?
Поест с утра. что Бог подал,
Не ясно - будет что на ужин?
И мир ему весь домом стал,
Весь мир.. И ни кому не нужен...
Не бейте брошенных собак!
Автор неизвестен
Это не стих,но читала плакала.
ИСТОРИЯ ОДНОЙ СОБАКИ
Маленький рыжий мальчишка обнажил в радостной улыбке попорченные зубы и натянул
верёвку. Собака уже пересекла роковую линию, но не она, а шедший вслед за ней
человек был настоящей целью; нога в хорошо вычищенном ботинке зацепилась за
верёвку.
Оборванный шаг...
Испуганный вскрик, нелепо выставленная вперёд рука. Падение. Падение навзничь,
лицом в асфальт. Круглые чёрные очки взрываются сотней угольных брызг, осколки
вгрызаются в лицо, борозды разодранной кожи наполяются кровь. Но не это самое
страшное.
Падая, уже не в силах сдержать испуганный вскрик, человек нелепо и неловко
выставляет вперёд руку, и попадает ей по собачьей спине. Собака испуганно
взвизгивает и отскакивает в сторону, уходит из-под падающего тела, - с тротура -
на дорогу, вырвав поводок из разжавшейся руки.
...Дьявольское скрежетание безнадёжно запоздалых тормозов, и глухой удар вышибает
из лёгких пса последний звук, между поскуливанием и вздохом, и отшвыривает уже
неживое тело на несколько метров. Задний ход. Вывернутый вправо руль. И лицо
водителя: круглые от испуга глаза, приоткрытый, словно в гримасе боли, рот, как
будто его пальцы не сжимают до побеления руль, а скребут бессильно асфальт, -
как будто это не он, а его. Газ - и легковушка с помятым радиатором срывается с
места и уходит, пьяно петляя, оставляя облаке голубоватой бензиновой гари
человека, медленно отрывающего от наждака асфальта разбитое и окроввавленное
лицо. Руки не шарят по земле, не ищут очки, которые никогда не были нужны, руки
не пытаются вытереть кровь, заливающую глаза. Она не мешает им видеть: эти глаза
никогда не видели.
Человек тяжело садится и пытается произнести волшебное слово, но заходится
кашлем. В конце концов сиплым голосом, последним усилием надорванных в крике
связок, произносит: "Азор...", потом, через секунду - ещё и ещё, с нарастающим
отчаянием, потому что он уже понимает, что произошло: слух рисует ему не менее
точную картину произошедшего, чем могло бы дать зрение; но он всё отказывается
верить, и порванные губы сквозь боль пытаются свистеть, но ничего не выходит. И
тут доносятся шаги детских сандалий, лёгкий топот убегающего маленького ублюдка.
Этот звук на миг отвлекает внимание сидящего на земле человека, он поворачивает
в сторону беглеца невидящие глаза и тихо шепчет: "Пожалуйста..." Но тут он наконец
понимает, что именно произошло, рука тянется назад и натыкается на протянутую
бечёвку, в ярости рвёт её на себя и губы беззвучно шевелятся, проклиная.
Потом ещё, в последний раз: "Азор...", и, сначала попытывшись поняться в полный
рост, а потом, когда подвёрнутые ступни дают о себе знать, отрешившись от мысли
подняться, - на четвереньках, медленно, орошая кровью полотно асфальта, он
ползёт к тому месту, где на боку лежит мёртвое тело собаки-поводыря, двигаясь на
звук падения, врубившийся в память и оставивший там незаживающую отметину, или,
может, на шум уже слетающихся мух, или на запах крови, но скорее всего потому,
что есть необъяснимая уверенность, что его собака лежит именно там. Он всё ещё
пытается свистеть, когда его вытянутые руки утыкаются наконец в липкий и горячий
от крови шерстяной бок. Порывистым движением слепой прижимается ухом к грудной
клетке убитого пса и ничего не слышит...
Но наверное это мерзкое назойливое жужжание мух мешает различить слабое биение в
глубине груди, ведь не может же быть, чтобы он умер, просто не может такого
быть!
Пальцы зарываются в густую шерсть, губы находят мокрый ещё нос, он чешет пса за
ухоми шепчет, шепчет: "Азор... Азорка..." Слеза бежит за слезой, горло набухает и
рвущиеся связки рождают нечеловеческий, полный тоски и отчаяния крик, а
ободранный кулак всё молотит, не чувствуя боли, асфальт.
Собираются люди - улица хотя и не оживлённая, но и не безжизненная. Через
четверть часа подъезжает скорая, его тормошат, обращаются к нему, но он говорит
только с убитой собакой, и губы бесконечно повторяют: "Азорушка... Азорка..."
Приносят воды, люди вовсю обсуждают происшествие, копаются в деталях, показывают
пальцами, и гудение толпы заглушает гудение мух.
Сильные руки отрывают наконец его грузное тело от асфальта, но он, почти по-
детски плача, тянется вслепую к телу пса, и тогда санитары, вопреки всем
инструкциям, укладывают и собаку рядом с его носилками в машине. Сирена, синее
мелькание мигалок - и скорая уносится прочь по сонным улицам, толпа нехотя
разбредается, и на месте остаётся только маленький мальчик, размазывающий по
лицу слёзы и давящий рвущиеся из груди рыдания, а сандалия бессмысленно проводит
по земле кровавые полосы - в чёрную лужу - и из неё... И когда он осознаёт, что
делает, то захлёбывается, срывается с места и удирает.
...В больнице слепой приходит постепенно в себя, но не желает расставаться с телом
собаки; на третьи сутки, когда начинает появляться уже запах, тело силой
забирают, но больной, оправившийся от ушибов и вывихов, теряет покой. Зажившие
губы тихонько свистят, и шёпотом, чтобы никого не разбудить и не настораживать
медсестёр, зовут и зовут, не останавливаясь даже во сне: "Азор...", а рука тянется
в ожидании, когда в неё уткнётся мокрый нос, когда горячий шершавый язык согреет
мёрзнущие пальцы...
Азор... Как будто если произнести это имя десять тысяч раз, это оживит собаку.
Конечно он знает, что это не так, что ничто уже не поможет ни ему, ни его
погибшему псу.
И даже самые нервные и раздражительные больные не скандалят и не жалуются
врачам, если посреди ночи их будит тихий, робкий и жалобный свист, свист
человека, подзывающего свою собаку, которая убежала и что-то всё никак не
возвращается... Но просто надо быть терпеливым и звать её ещё и ещё - она ведь
умная, она всё понимает, она не оставит его одного никогда, её же учили...
Его начинают подготавливать к выписке, заказывают для него лёгкую слепцовскую
трость и новые чёрные очки, заслоняющие незрячие глаза от любопытного мира, а он
всё зовёт и зовёт своего пса, свистит сквозь слёзы, и шепчет: "Азорушка... Азор...
Ну иди сюда, иди ко мне...", а иногда пытается построже: "А ну ко мне!", но пёс
всё равно почему-то не идёт...
За ночь до выписки он на ощупь подходит к окну, с трудом взбирается на
подоконник, перекидывает одну ногу в полосатой пижамной штанине через него - и
она повисает в десятке метров над мостовой, шлёпанец срывается и летит вниз, и
он прислушивается к звуку, думая о том, что шума от падения его тела будет
намного больше, и не ощущая ни страха, ни сомнения, не предаваясь воспоминаниям
ни о чём в своей жизни, кроме своего ушедшего друга. И перед прыжком в пропасть
он поворачивает голову к спящим в палате и в последний раз устало произносит:
"Азор..." Потом переносит и вторую ногу за подоконник, готовясь прыгнуть, но тут
до него доносится слабый неясный звук за закрытой дверью палаты: стук когтей по
полу?.. Собачьи шаги?.. Затем уже явный, такой знакомый звук: когти царапают
дверь, пытаясь открыть её, она поддаётся с лёгким скрипом, и слепой, не веря
своим ушам, перекидывает ноги обратно и осторожно слезает с подоконника, а в уши
уже просится новый, совсем невероятный звук - жаркое собачье дыхание,
приближающиеся шаги. Он тихо-тихо, почти беззвучно зовёт собаку... ...И в протянутую
ладонь утыкается мокрый холодный нос, а лохматый хвост, размахивая, обдаёт его
самым замечательным и близким в мире запахом - лёгким запахом псины. Он садится
на корточки и целует пса в уши, в лоб, руки скользят по пушистым бокам, гладят
шею, спину, а он всё говорит и говорит, узнавая знакомое до последней шерстинки
тело: "Азор... Вернулся... Азорка... Ну вот... Вернулся... А я тут, дурак старый...", и
счастливо смеётся, тихо, чтобы никого не разбудить, смеётся, когда собака лижет
его лицо.
На утро больные и персонал собираются в его палате. Ему дарят трость и очки,
произносят напутственные слова. Все поражены переменой, произошедшей в нём за
ночь: он успокоился, перестал свистеть и звать пса, лицо его расслаблено, даже
морщины разгладились, и только пальцы левой руки постоянно шевелятся, словно
почёсывая за ухом невидимого пса.
Он встаёт с кровати, ему подают трость, но он, улыбнувшись, откладывает её в
сторону, немного вытягивает вперёд правую руку, и сжимает кисть, берясь за что-
то незримое. И, попрощавшись, уверенно выходит из палаты, опережая пытающихся
помочь врачей, и идёт не наощупь, а почти как зрячий, идёт, ведомый кем-то, кто
тянет нетерпеливо его за вытянутую правую руку. Врачи немеют от удивления, а он,
безошибочно огибая все повороты, спускается по лестнице вниз, в залитый солнцем
дворик и вдыхает свежий летний воздух...
А потом оставшиеся в палате слышат его слова: "Азор, голос!" и до их слуха
долетает заливистый и счастливый собачий лай.
ИСТОРИЯ ОДНОЙ СОБАКИ
Сильно цепляет...!
Собаки...За что с ними так?)))
Осень....солнце своей лучистой лапой уже хваталось за горизонт.... Она шла со своим хозяином, попрежнему думая что это обычная вечерняя прогулка. Но к сожелению это было не так. Через пару минут дойдя до 1-ой лавчки в парке, девушка посмотрела в большие, круглые глаза собаки и вспоминая с боль. что нужно было сделать. Она взяла поводок, привязала его к лавочке, и сказала через слёзы.....
-посиди тут не много, подожди пока кто нибудь тебя заберёт, он будет твоим новым хозяином...
Собака не понимала смысл слов, но знала что происходит что то плохое....
-ты пойми что я тебя люблю, и не держи на меня зла...так надо- она обняла собаку, и просто не хотела её отпускать, капли слёз потихоньку сползали по щекам.
Приподнявшись, она последний раз посмотрела в большие, коричнивые глаза, развернулась и ушла! Пёс смотрел вслед, смотрел и забеспокоелся.... куда она пошла????зачем?????почему??? Немного посидев начал выть, скулить, пытался вырваться. Девушка всё это слышала, но уже нечего не сделала....пошла домой собираться уезжать.......
Пёс просидел около лавочки 2 часа, он просто всё это время смотрел в ту сторону в которую ушла его надежда. Мимо проходили люди...Они подходили и спрашивали...ну почему же ты не породистый.....а он., даже не обращая на них внимание, смотрел и думал, придёт она или нет! Внезапно он вскочил, понял что она его бросила...решил попробовать догнать, мало ли она передумает?
Со всей силы он начал вырываться...как только мог...и у него это получилось!!! Он сначало немного постоял, потом рванул в ту сторону куда она ушла.....добежав до дома, он постоял около подъезда, и начал нюхать... пытаясь учуять родной запах, который сопровождал его всю жизнь, с первого вздоха!Потом взял след! Пошёл к остановке. На остановке, как обычно вечером это бывает металось куча народу! а ещё этот автобус едит до станции! И вот подъехал автобус.Он посмотрел назад, на дом, на парк и забежал в автобус, прошмыгнул мимо водителя, и втиснулся в толпу! Все на него кричали, фыркались, пихали его....пошла вон шавка блохастая....он не понимал человеческих слов. когда доехали до конечной, все вышли, а он стоял и не знал чтго делать! водитель вышел из кобинки и выпихнул его из автобуса.
Лёва смотрел, и искал похожую фигуру....бродил по всему вокзалу....и вот...он её увидел когда она зашла в один из вагонов...быстро подбежал к нему...но двери ужи закрыли...он лаял, скрёб по двери лапой, просил что бы его впустили! Но не тут то было, поезд тронулся и поехал.....собака бежала на ровне с ним...все быстрее и быстрее по платформе, поезд проехал дальше....он стоял, опустив голову, думал что же будет дальше....
Спрыгнул на рельсы, и побежал за поездом.....уже почти его догонял, лапы в кровь разбиты об камни, подгибались ноги, выбиваясь из сил и думал.......почему? Может моя любовь была не нужна никому, никога? Ведь я бал верным....Как же так? Лишь ей одной я доверял душу....она была смыслом...жизни....... Сердце его хотело выскочить из открытой пасти. И он себя не желея бежал... бежал всё тяжелее дыша....Вспотыкнулся....ударился головой об рельсы, и полетел с моста вниз.......
Приоткрыв глаза, он понимал что всё.....силы его забросили....ну когда же она? когда придёт....никому я не нужен...мир слишком сложная штука.....подумал пёс собирая у носа капли собачьих слёз.....
В пыльной Москве старый дом в два витражных окошка
Он был построен в какой-то там –надцатый век.
Рядом жила ослепительно-черная Кошка
Кошка, которую очень любил Человек.
Нет, не друзья. Кошка просто его замечала –.
Чуточку щурилась, будто смотрела на свет
Сердце стучало… Ах, как ее сердце мурчало!
Если, при встрече, он тихо шептал ей: «Привет»
Нет, не друзья. Кошка просто ему позволяла
Гладить себя. На колени садилась сама.
В парке однажды она с Человеком гуляла
Он вдруг упал. Ну а Кошка сошла вдруг с ума.
Выла соседка, сирена… Неслась неотложка.
Что же такое творилось у всех в голове?
Кошка молчала. Она не была его кошкой.
Просто так вышло, что… то был ее Человек.
Кошка ждала. Не спала, не пила и не ела.
Кротко ждала, когда в окнах появится свет.
Просто сидела. И даже слегка поседела.
Он ведь вернется, и тихо шепнет ей: «Привет»
В пыльной Москве старый дом в два витражных окошка
Минус семь жизней. И минус еще один век.
Он улыбнулся: «Ты правда ждала меня, Кошка?»
«Кошки не ждут…Глупый, глупый ты мой Человек»
Кажется сказок еще не было
Последняя ночь колдуна.
Дождливой осенней ночью, когда тучи скрывали Луну и звезды, холодные капли барабанили по крышам, а ветер плакал и стонал за окнами, в своей маленькой квартире на последнем этаже высотного дома умирал старый колдун.
Колдуны никогда не умирают днем или в хорошую погоду, о нет! Они всегда умирают в грозу, бурю, снежный буран, в ночь когда извергаются вулканы или случается землетрясение. Так что этому колдуну еще повезло – шел всего лишь сильный дождь.
А в дождь умирать легко.
Колдун лежал на кровати, застеленной черными шелковыми простынями и смотрел на свой колдовской стол. Там искрились разноцветными огнями пробирки и реторты, капали из змеевиков тягучие мутные жидкости, в стеклянных плошках росли светящиеся кристаллы… Колдун сморщился и позвал:
- Фрог!
Со старого шкафа, уставленного древними книгами в кожаных переплетах, лениво спрыгнул толстый черный кот. Подошел к кровати, запрыгнул колдуну на грудь. Тот захрипел и махнул рукой, сгоняя кота.
- Звал? – усаживаясь в ногах, спросил кот.
Говорить умеют почти все коты на свете. Но немногие их понимают. Колдун – понимал.
- Я умираю, - сказал колдун.
- Знаю, - ответил кот равнодушно. – И ради этого ты звал меня?
- Скажи, что со мной будет?
Фрог прищурился и посмотрел над головой колдуна. Как известно, все коты умеют видеть будущее.
- Ты умрешь на рассвете, когда далеко за тучами встанет солнце. Тебе будет так же больно, как той женщине, что ты проклял. И так же страшно, как тому мужчине, на которого ты навел порчу. Когда ты станешь задыхаться, я сяду тебе на горло, поглажу твои пересохшие губы своей бархатной лапкой, поймаю твой последний выдох – и отнесу своему хозяину. Так было задумано, так есть и так будет.
Колдун покачал головой:
- Я проклял женщину, которая утопила своего ребенка. Я навел порчу на мужчину, из-за которого она это сделала.
- Какая разница? – ответил кот. – Ты колдун. Ты заключил договор с тем, кому я служу. О, нет, нет, не хочу иметь с ним ничего общего! Но девять жизней – это девять жизней, колдун. Их приходится отрабатывать…
Красный язычок мелькнул между острыми зубками – Фрог на мягких лапках пошел к изголовью кровати.
- Хочешь, колдун, я помогу тебе? Мои лапки могут быть очень сильными, а твое дыхание такое слабое…
Колдун поднял правую руку – из пальца выскочила злая синяя искра и ужалила кота в нос. Тот с возмущенным мявом взвился с кровати и заскочил на шкаф.
- Не спеши, - тяжело сказал колдун. – У меня есть еще время… до восхода солнца. И у меня есть последняя ночь колдуна.
- Глупые, наивные, постыдные надежды, - фыркнул со шкафа кот, сверкая глазами. – «Если в ночь своей смерти колдун найдет невинную душу, которую терзает горе, и сможет прогнать это горе без остатка – он будет прощен».
- Да, - сказал колдун, садясь на кровати. – Ты кот колдуна, ты знаешь.
- Где ты найдешь в этом городе невинную душу? – спросил кот. – А знаешь ли ты, что ты должен развеять горе, не причинив зла никому…
- Знаю, - пробормотал колдун.
- Никому, кроме самого себя, - закончил кот.
Глаза колдуна потемнели:
- Эй, кот! Еще вчера этого дополнения не было и в помине!
- Но я кот колдуна – и я произнес эти слова, - сказал Фрог. – Извини. Ничего личного. Но девять жизней – это, все-таки, девять жизней.
Колдун ничего не ответил. Тяжело поднялся и пошел к своему столу, где над спиртовкой, в колбе толстого мутного стекла кипела и пузырилась черная вязкая жижа. Минуту колдун смотрел на нее, а потом снял колбу с огня и одним глотком выпил последнюю в мире кровь дракона. В глазах его заплясало пламя, плечи расправились, он вдохнул полной грудью и перестал опираться на стол. Даже кровь дракона не могла отвратить его смерть – но, хотя бы, он умрет не беспомощным.
- Эй, кот… где кристалл?
Кот следил за ним со шкафа и молчал.
Колдун сам нашел магический кристалл – на кухне, спрятанный среди коробок с овсяной кашей и банок с рыбными консервами. Вернулся в комнату, освещенную привычным светом ламп в кроваво-красных абажурах. Водрузил кристалл на стол – и вгляделся в него.
У злых колдунов магический кристалл черный или красный. У тех, что считают себя добрыми – прозрачный или белый.
А этот кристалл был грязно-серый. Под взглядом колдуна он засветился, изнутри проступили картинки – мутные, нечеткие.
Колдун смотрел в кристалл. И видел, как ворочаются без сна в своих постелях люди – обиженные и мечтающие обидеть, преданные и собирающиеся предать, униженные и готовящиеся унижать. Горе терзало многих, но чтобы прогнать это горе – колдуну пришлось бы причинить еще большее зло.
- Зачем ты тратишь последнюю ночь своей жизни на глупости? – спросил кот. – Когда настанет моя последняя ночь, я пойду к самой красивой кошке…
Колдун засмеялся и прикрыл кристалл рукой – будто опасался, что кот сумеет там что-нибудь разглядеть. Из своей кроваво-красной мантии он выдернул длинную нитку, от валяющегося на столе засохшего апельсина оторвал кусочек оранжевой корки. Желтый листок бумаги, зеленый листик от растущего в горшке цветка, голубая стеклянная пробка, закрывавшая пробирку, капля синей жидкости из пробирки, фиолетовый порошок из склянки. Колдун смешал все это в своей ладони – и, не колеблясь, поднес ладонь к огню. Очень многие заклинания требуют боли.
Колдун давно уже боли не боялся. Ни своей, ни чужой. Он стоял у стола, держал руку над огнем – пока семицветное сияние не запылало в ладони. А потом бросил сияние через всю комнату, через стекло, через ночь – куда-то далеко-далеко и высоко-высоко.
- Ну-ну, - скептически сказал кот. – Ты хороший колдун. Но туда тебе не войти – даже по радуге.
Колдун потрогал радужный мостик. Тот пружинил и пах медом. Тогда колдун осторожно забрался на радугу и пошел вверх, сквозь стену, ночь и дождь.
- Ну-ну, - повторил кот. Свернулся клубочком, так, чтобы наружу смотрел один глаз, и стал ждать.
А колдун шел по радужному мосту. Идти было тяжело, он быстро промок. Далеко внизу горели редкие огоньки в городских окнах, но вскоре их скрыли тучи. Молнии били вокруг колдуна, оглушительно гремел гром. Радужный мост дрожал и изгибался, будто хотел сбросить колдуна вниз.
Он шел.
Потом гром стал греметь все тише и тише, все дальше и дальше. Молнии слабыми искрами мельтешили внизу. Откуда-то сверху полился солнечный свет – и колдун опустил лицо.
А радужный мост уткнулся в Радугу – и растворился в ней.
Колдун осторожно вышел на Радугу. Казалось, она занимала небо от края и до края. Только выше было еще что-то, но колдун предусмотрительно не поднимал глаз. Он осмотрелся – очень, очень осторожно.
Если бы не Радуга под ногами, он бы подумал, что стоит в лесу. Высокая зеленая трава, тенистые деревья, журчащие ручьи… Пахло медом и свежей водой. Колдун сел под деревом и стал ждать.
Откуда-то из кустов выбежал большой черный пес. Замер, удивленный. Подошел к колдуну, лизнул его в руку. Колдун потрепал пса за уши. Пес еще раз лизнул его – и убежал.
Колдун ждал.
Прошел, может быть, целый час. Послышался шум, частое дыхание – и к колдуну бросился маленький рыжий пес.
- Хозяин! – пролаял пес, тычась в его руки. – Хозяин, ты пришел!
Колдун обнял собаку, которая была у него давным-давно – в детстве, которое бывает даже у колдунов. Уткнулся лицом в собачью морду и из его глаз потекли слезы.
- Да, - сказал он. – Я пришел.
- Почему ты не шел так долго? – спросил пес. – Ты ведь стал таким умным, ты даже можешь подняться на Радугу, я знаю! А почему ты больше никогда не держал собак? Неужели ты нас больше не любишь?
- Я стал колдуном, - ответил колдун, гладя пса. – Колдуну не положено держать собаку. Прости. К тому же я знал, что на Радугу меня пустят лишь один раз. А я знал, что однажды мне надо будет прийти… туда, куда уходят все собаки. Видишь ли… я умный колдун…
- Ты самый умный, хозяин, - собака ткнулась в его щеки, слизывая слезы. – Ты ведь пришел за мной?
- Сегодня ночью я умру, - сказал колдун. – Никто и ничто в целом мире этого не отменит…
- Ты придешь ко мне… на Радугу? – робко спросил пес.
Колдун молчал.
- Или мне можно будет пойти к тебе?
- О, - колдун засмеялся, - не стоит. Я уверен, тебе не понравится. Там обещает быть слишком жарко…
- Хозяин…
- Этим вечером у маленького мальчика из нашего города умерла собака, - сказал колдун. – Ее сбила машина. Найди ее… я отведу ее назад.
- И она будет с хозяином?
Колдун кивнул.
- Я найду, - сказал маленький рыжий пес. – Сейчас. Только погладь меня еще раз.
Колдун погладил своего пса.
- А мне можно будет пойти за вами следом? – спросил пес.
- Мне не унести вас обоих, - сказал колдун. – А мы пойдем сквозь грозу. Ты же всегда боялся грома, помнишь? Иди… будь хорошей собакой. Иди! У меня совсем мало времени.
Через два часа маленький мальчик, проплакавший всю эту ночь, задремал – и тут же проснулся. Холодный мокрый нос ткнулся в его лицо. Мальчик обнял свою собаку, пахнущую грозой и, почему-то, медом. Окно было открыто, грохотала гроза и струи дождя летели в комнату. Странная туманная радуга мерцала за окном.
- Твою собаку всего лишь контузило ударом, - сказал кто-то, стоящий у постели мальчика. – Она отлежалась и прибежала домой. Понимаешь?
Мальчик закивал. Пусть так…
- Твои родители… не беспокойся. Они тоже с этим согласятся, - сказал колдун. Подошел к окну и шагнул на остатки радужного моста – выцветшие, истончившиеся. Пропали красный и оранжевый, синий и фиолетовый цвета. Но мост еще держался. Колдун устало пошел по воздуху дальше.
Мальчик за его спиной крепче обнял свою собаку и уснул.
Колдун медленно добрел до своего дома. Прошел сквозь закрытое окно. Где-то за горизонтом готовилось взойти солнце.
- Хитрый? – спросил Фрог. Кот сидел у магического кристалла, раскачивал его лапой. – Приготовил все напоследок? Невинная душа – ребенок, горе – умерший пес? Хитрый! А как это ты причинил горе себе?
Колдун посмотрел в глаза кота – и тот осекся, замолчал.
- Я выполнил условие, - сказал колдун. – Передашь тому, кому служишь… моя душа свободна.
Он лег на черные простыни и закрыл глаза. Последние капли драконьей крови выцветали в его глазах. Далеко за тучами вспыхнула желтая корона встающего Солнца.
- Мяу! – заорал кот возмущенно. Прыгнул на постель колдуна. – Обманул… обманул? Думаешь, обманул? Ничего личного… но, понимаешь ли… девять жизней… надо отрабатывать…
На мягких лапках кот подошел к лицу колдуна и улегся ему на шею. Колдун захрипел. Кот смущенно улыбнулся и протянул лапку к его рту. Из бархатных подушечек выскользнули кривые желтые когти.
- Ничего личного, - виновато повторил кот. – Но… девять жизней…
В эту секунду последние остатки радужного моста – зеленые, будто луга Радуги, вспыхнули и растаяли дымком. И одновременно, разбив стекло, в комнату кубарем вкатилась маленькая рыжая собачка – мокрая, дрожащая и очень, очень сосредоточенная.
- Мяу! – растерянно сказала черная тварь на шее колдуна. В следующую секунду собачьи челюсти сжались на ее шее, встряхнули – и отшвырнули прочь.
- Ничего личного, - сказал пес. – Но у меня одна жизнь.
Он вытянулся на постели и лизнул соленое от слез лицо колдуна.
Где-то за окном тучи на миг расступились, в глаза колдуну ударил солнечный луч. Колдун зажмурился и пальцы его что было сил вцепились в черные простыни.
Но свет все бил и бил колдуну в веки. Тогда он открыл глаза.
Пес что-то пролаял – и колдун понял, что больше не слышит в лае слов.
Но так как он был умный человек, то встал и пошел на кухню – варить овсяную кашу с сосисками. А маленький рыжий пес в ожидании завтрака остался лежать на теплой постели – как и положено умному псу.
Жила-была Собака. Каждый день она сидела на цепи и охраняла автостоянку, огороженную колючей железной проволокой. И был у неё Хозяин. Он кормил её и никогда не баловал – наоборот, только частенько избивал, чтоб охраняла лучше. Собака сначала его боялась, потом стала уважать, а через какое-то время привыкла к нему и поняла, что без него не может жить.
Но в один прекрасный день Хозяин вышел на улицу и завёл свою машину. Собака засуетилась…Хозяин взглянул на неё строго и сказал: «Ну что ж, прощай! Радуйся – больше ты меня никогда не увидишь, а я никогда больше не смогу причинить тебе боли. Отныне ты свободна! Я тебя отпускаю. Иди! Живи своей жизнью!»
Он отстегнул тяжелую железную цепь от её ошейника. Собака неотрывно смотрела на Хозяина. Он открыл дверь машины и уже собрался сесть в неё, как Собака подошла к нему, словно прося о чём-то. Он отпихнул её ногой. Собака упала мордой в грязь, но тут же поднялась и опять подошла. Хозяин снова отпихнул её, сел в машину и с грохотом хлопнул дверью у неё перед носом.
Завелся мотор…
......нет, нет, он не должен уезжать! Останься, пожалуйста, останься! Я хочу, я буду, буду тебя слушаться, исполнять твои поручения. Я, я-а, я-а-а ведь стала послушной. Ну почему? Бей меня, если хочешь! Только…останься, Хозяин, останься…Если бы я была человеком, я бы упала на колени, обняла бы твои ноги и не пустила бы тебя, даже если бы ты меня ударил. Хозяин, я на всё согласна. Я всё стерпюл! Только останься, Хозяин, останься, Хозя…, Хо… Нет!......
Машина проехала метра три или четыре и остановилась …(неполадка с мотором)…
......я должна прыгнуть, тогда я доберусь до машины и не дам ему просто так взять и уехать. Я обязана прыгнуть. Другого выхода нет. Ну же, прыгай – сейчас или никогда!......
Она прыгнула – и … не смогла. Что-то отдёрнуло её, какая-то неведомая сила, словно железная цепь, к которой Собака так сильно привыкла за долгие годы службы Хозяину, сначала дала ей взмыть в воздух и тут же с размаху бросила на землю в грязь, в слякоть, в холод… Машина уезжала всё дальше и дальше…Надежда Собаки медленно и мучительно умирала в её душе…Ей было больно… Она не винила Хозяина ни в чём… Ей не было обидно… Ей было просто невыносимо больно…
......разве об этого я желала все эти годы, разве это и была моя самая сокровенная мечта? Разве это и есть Свобода?......
Брел по улице щенок,
Сверху дождь немного капал,
Шерсть свалялась в грязный клок,
Мокрый хвост. Кривые лапы.
Видно, некуда спешить,
Дома у собаки нету
Негде шерстку обсушить,
Отдохнуть хоть до рассвета.
Видно, ночевать ему
Лишь под лестницей холодной.
Нету дела никому
До того, что он голодный.
Весь иззяб, совсем дрожит
Маленький живой комочек
Мокрый песий нос сопит-
Он боится черной ночи.
Наконец устал малыш
Сон свалил его под кустик.
Лапкой мордочку прикрыв,
Спит он и скулит от грусти.
Спи, щенок, пускай тебе
Сон приснится сладкий-сладкий
Пусть увидишь ты во сне
Мягкий коврик у кроватки.
Ты на коврике лежишь,
А в кроватке-твой хозяин,
Он еще как ты, малыш,
Целый день с тобой играет.
Поит вкусным молоком,
Делится куриной ножкой
И с тобой, своим щенком
Вместе скачет по дорожкам.
Гладит теплою рукой,
Чешет у тебя за ушком
И готов играть с тобой,
Позабыв про все игрушки.
...Так мечтал во сне щенок,
Песье сердце счастьем билось.
Только вдруг на нос его
Капля мокрая скатилась.
Он не понял ничего,
Глаз открыл, со страху сжался.
Где же верный друг его?
Неужели в снах остался?
Снова дождь заморосил,
Под кустом собралась лужа
и щенок совсем без сил
Вновь побрел навстречу стуже.
Я тебя никому не отдам -
Замерзающий плакал котенок,
Умудренный не по годам,
Рыл он снег серебристый под кленом.
Навсегда я останусь с тобой,
Я спасу нас обоих от стужи,
Потому что под этой луной
Мне никто больше в мире не нужен,
Я сейчас закопаю нас в снег,
Там тепло, отогреются лапки,
Мимо быстро прошел человек,
В зимней куртке и пуховой шапке.
А потом все опять расцветет,
Будет солнце сиять над землей,
И никто никогда не поймет,
Что пришлось пережить нам с тобой.
Ты держись, не смотри, что я мал,
Что в кровь изодрались лапки,
Я не выдохся, просто устал,
Ничего, нам помогут боги,
Нет, серьезно, я слышал о них,
Есть такие кошачьи боги.
Даже ветер в долине стих,
Слушал сказ малыша у дороги.
А котенок копал и копал,
Вспоминая о солнечном лете,
Он, безумец, еще не знал,
Что остался один на свете.
Р&дом с ним, на седом полотне,
Еще теплое тело лежало,
А из глаз, по мохнатой щеке,
Золотая слезинка бежала.
Эй, малыш, перестань копать,
Все-равно ей уже не поможешь,
Будет лучше тебе поспать,
О нее погреться ты сможешь,
Но безумец не слышит, сопит,
Он не сдастся теперь холодам
И упрямо во мглу твердит,
Я тебя никому не отдам.
Время - за полночь, люди спят,
Находясь в поддельном раю,
У котенка глаза блестят,
Он закончил работу свою,
Тихо, тихо ступая на снег,
Подошел туда, где трупик лежал
И почти как человек,
Он на ушко ей прошептал-
Милая, милая моя, я с тобой,
Я тебя никому не отдам,
Я у клена, под снежной горой,
Нам построил постельку, мам,
Он туда перенес ее,
А потом закопался сам,
Колыбельную пел мороз,
Но ее не услышить вам,
Колыбельная эта для тех,
Кто любовью всю жизнь живет,
Забывая о бедах своих,
Только верность в крови несет,
Он, безумец, в холодном снегу,
Он за ближнего душу отдал,
До последнего мига, в бреду,
Он за шею ее обнимал...
На асфальте сидит дворняга,
В клочьях шерсть, и в глазах печаль,
Солнце жжет, хочет пить бедняга…
Но прохожим его не жаль.
Все в заботах своих погрязли,
Да и я-то сама, как все…
Дома лают свои собаки.
… Плачет сердце об этом псе.
Да была бы я побогаче,
Я б забрала тебя с собой!…
Это горе твое собачье
Отняло у меня покой.
Мне глаза твои снятся ночью,
Что помочь тебе не смогла…
Не вмешалась в судьбу собачью,
Пожалела…, но не взяла.
Обращаясь с собакой гадко,
Гадим в душу самим себе…
Сердце, не было б ты жестоко,
Сколько б света нашлось в тебе!
Собачье сердце устроено так:
Полюбило — значит, навек!
Был славный малый и не дурак
Ирландский сеттер Джек.
Как полагается, был он рыж,
По лапам оброс бахромой,
Коты и кошки окрестных крыш
Называли его чумой.
Клеенчатый нос рылся в траве,
Вынюхивал влажный грунт;
Уши висели, как замшевые,
И каждое весило фунт.
Касательно всяких собачьих дел
Совесть была чиста.
Хозяина Джек любил и жалел,
Что нет у него хвоста.
В первый раз на аэродром
Он пришел зимой, в снег.
Хозяин сказал: «Не теперь, потом
Полетишь и ты, Джек!»
Биплан взметнул снежную пыль,
У Джека — ноги врозь:
«Если это автомобиль,
То как же оно поднялось?»
Но тут у Джека замер дух:
Хозяин взмыл над людьми.
Джек сказал: «Одно из двух —
Останься или возьми!»
Но его хозяин все выше лез,
Треща, как стрекоза.
Джек смотрел, и вода небес
Заливала ему глаза.
Люди, не заботясь о псе,
Возились у машин.
Джек думал: «Зачем все,
Если нужен один?»
Прошло бесконечно много лет
(По часам пятнадцать минут),
Сел в снег летучий предмет,
Хозяин был снова тут...
Пришли весною. Воздушный причал
Был бессолнечно-сер.
Хозяин надел шлем и сказал:
«Сядьте и вы, сэр!»
Джек вздохнул, почесал бок,
Сел, облизнулся, и в путь!
Взглянул вниз и больше не смог,—
Такая напала жуть.
«Земля бежит от меня так,
Будто я ее съем.
Люди не крупнее собак,
А собак не видно совсем».
Хозяин смеется. Джек смущен
И думает: «Я свинья:
Если это может он,
Значит, могу и я».
После чего спокойнее стал
И, повизгивая слегка,
Только судорожно зевал
И лаял на облака.
Солнце, скрытое до сих пор,
Согрело одно крыло.
Но почему задохнулся мотор?
Но что произошло?
Но почему земля опять
Стала так близка?
Но почему начала дрожать
Кожаная рука?
Ветер свистел, выл, сек
По полным слез глазам.
Хозяин крикнул: «Прыгай, Джек,
Потому что... ты видишь сам!»
Но Джек, припав к нему головой
И сам дрожа весь,
Успел сказать: «Господин мой,
Я останусь здесь...»
На земле уже полумертвый нос
Положил на труп Джек,
И люди сказали: «Был пес,
А умер, как человек».
Песнь о собаке
Утром в ржаном закуте,
Где златятся рогожи в ряд,
Смертных ощенила сука,
Рыжих семерых щенят.
До вечера она их ласкала,
Причесывая языком,
И струился снежок подталый
Под теплым ее животом.
А вечером, когда куры
Обсиживают шесток,
Вышел хозяин хмурый,
Семерых всех поклал в мешок.
По сугробам она бежала,
Поспевая за ним бежать
И так долго, долго дрожала
Воды незамерзшей гладь.
А когда чуть плелась обратно,
Слизывая пот с боков,
Показался ей месяц над хатой
Одним из ее щенков.
В синюю высь звонко
Глядела она, скуля,
А месяц скользнул тонкий
И скрылся за холм в полях.
И глухо, как от подачки,
Когда бросят ей камень в смех,
Покатились глаза собачьи,
Золотыми звездами в снег.
Зашёл на птичий рынок я, хотел купить я соловья.
Так много рыб, котят, енот, а соловья купить не мог.
Уже порядком я устал, когда собаку увидал.
Привязана была к столбу, и я решил:
Ей помогу!
На шее толстая верёвка была завязана так ловко.
И было видно, что она страдала очень у столба.
Не лаяла и не кусалась, от жирных мух не отбивалась.
Скулила жалобно, вздыхала, лишь лапой морду прикрывала.
Я наклонился, чуть присел, в глаза собаке посмотрел.
Печаль, тоска в глазах была, как будто плакала она.
С собакой я заговорил.
;Ну что случилось? – я спросил
Она вздохнула очень глухо, не шелохнулось даже ухо.
И так в глаза мне посмотрела.
Моя душа похолодела.
Верёвку с шеи развязал,
Пошли со мной! – я ей сказал.
Пойдём Дружок, пойдём за мной, я напою тебя водой.
Тебе ведь нужно отдохнуть, отправимся мы завтра в путь.
Собака, словно поняла, хвостом вильнув, за мной пошла.
Печаль в глазах не угасала, шла, ковыляла и вздыхала.
Как только утром я проснулся, к собаке с разу же метнулся.
Она лежала не спала, как будто бы меня ждала.
Ну что Дружок, пошли гулять, ведь дом твой надо отыскать.
Собака встала, оглянулась и мне как будто улыбнулась.
Поела, попила воды, ведь силы были ей нужны.
Ошейник ей одел на шею.
Она пошла, а я за нею.
За ней я еле успевал, бывало даже, что бежал.
Уже дошли мы до окраин:
Возможно, здесь живёт хозяин.
Но что я вижу:
Ровно в ряд кресты, кресты кругом стоят.
Но вдруг собака заскулила и тихо, жалобно завыла.
Я снял ошейник, и она к могиле чьей-то подошла.
Уткнулась носом в бугорок.
Я зубы сильно сжал, как мог.
Легла собака, замерла.
Подумал я, что умерла,
Решил я с ней заговорить:
Ну что Дружок?
Ну, как нам быть?
Пойдём со мной, пойдём домой, нам будет хорошо вдвоём.
Мы на могилу вновь придём, цветов красивых принесём.
И тихо было всё кругом, махнул Дружок своим хвостом.
Прощается – подумал я,
Собаки верные друзья
Я пошёл Дружок, и ты к выходу за мной иди.
У ворот его я ждал, час иль два я не считал.
Звал, свистел, но пес сидел, на могилу всё смотрел.
Решил я вновь заговорить, словом, лаской убедить:
Тебе нельзя здесь оставаться, давай с хозяином прощаться
Я лапу взял в свою ладонь,
Ну что ж Дружок, пошли домой?
Теперь мы лучшие друзья,
Дружок теперь моя семья
Пес и нищий
Три таллера штрафа за старого пса?!
Пусть лучше разверзнутся небеса!
О, черт бы побрал полицейских вельмож!
Ведь это, выходит, прямой грабеж!
Смотрите, я болен, я стар и слаб,
Себя самого прокормить хотя б!
Ни денег, ни хлеба давным-давно...
Досталось мне только несчастье одно.
Но если я голодал и болел,
Скажите, кто в мире меня пожалел?
Кто голод и холод со мной делил,
О, кто мне единственным другом был?!
Когда бушевала зима вокруг,
Кто грел меня в пору январских вьюг?
Кто, как родного, меня любил,
Глодал свою корку и не скулил?
Эх, видно, замкнулся проклятый круг!
Должны мы расстаться, мой верный друг.
В награду за службу, за честный труд
Тебя мне приказано бросить в пруд!
Вот плата за тысячи добрых дел!
К чертям! Я солдат, я с врагом воевал,
Но палачом я пока не бывал.
Вот это - камень, а вот-канат,
А это - вода. Приготовься, брат.
Чего так смотришь? Давай пойдем,
Еще полшага, и дело с концом..."
Но только петлю он над ним занес,
Лизнул ему ласково руку пес,
К ногам его с радостным визгом приник...
И - петлю надел на себя старик.
С проклятьями к берегу он поспешил,
Собрав остатки последних сил,
И бросился в воду рывком одним.
Вода, расступившись, сомкнулась под ним.
Пес - мигом к нему! Но вода глубока,
Тогда он вблизи разыскал рыбака
И лаем позвал его к месту беды,
Но мертвым старик извлечен из воды.
... На кладбище тело рыбак отвез,
За гробом плелся один лишь пес.
И там, где растет надмогильный мох,
Скуля, испустил он последний вздох.
Вы здесь » Любительский форум животных » Флудим от души » Стихи